Смех замер.
— Всем вам нужно быть начеку, — произнёс Джегань грубым рыком, — или я сам вас выпотрошу, даже если мне просто покажется, что вы пренебрегаете своими обязанностями. Если она ускользнёт от вашего наблюдения, вы у меня окажетесь в пыточных палатках, и я прикажу, чтобы смерть к вам пришла не раньше, чем сгниёт и сдохнет ваша плоть.
В головах у них больше не осталось сомнений относительно серьёзности намерений Джеганя или о ценности его добычи.
Как только он целеустремлённо направился прочь от палатки, тут же вокруг их вождя образовался громадный эскорт, состоявший из сотен, если не тысяч, ближних и самых опытных охранников императора. Пятеро специальных охранников окружили Кэлен со всех сторон, кроме той, с которой находился Джегань. Они шли по лагерю, облачившись в доспехи и с оружием наготове. Кэлен считала, что хотя для такого вождя, как Джегань считалось нормой принять меры против шпионов, но она понимала, что в этом было нечто большее.
Он был над всеми остальными.
К тому времени, когда они возвратились с соревнований Джа-Ла к императорской резиденции и его большой палатке, беспокойство Кэлен возросло. Очевидно, это был не только страх оказаться наедине с этим непредсказуемым и опасным человеком — или даже её почти паническая боязнь того, что она понимала, он намерен был с ней сотворить.
Всё это конечно было, со зловещим затаившимся предчувствием его жестокости, пенившейся уже прямо под поверхностью. Его лицо налилось кровью, движения стали более агрессивны, комментарии стали более острыми, чернильного цвета глаза приобрели пронзительную интенсивность. Наблюдение за играми привело Джеганя в ещё более вспыльчивое настроение чем, как ей казалось, было его нормой. Игры подействовали на него. Они возбудили его — во всех смыслах.
Там на игре ему почудилось, что одна из команд играла не в полную силу, не с полной отдачей. Ему показалось, что они сдерживали себя и не выкладывались полностью в соревновании. Когда они проиграли, он приказал казнить их прямо на поле.
Это событие развлекло толпу больше, чем собственно сама, довольно-таки скучная игра. Джеганя бурно приветствовали, когда он приказал казнить проигравших. Игры, которые последовали затем, проходили уже с большей страстью, к тому же, на земле, мокрой от крови казнённых.
Джа-Ла была игрой, в которой мужчины бегали, увёртывались, носились друг за другом, блокировали или ловили человека, у которого находился тяжёлый мяч — броц, который они пытались захватить, уйти с ним в нападение, и добыть очки. Мужчины часто падали или их сбивали с ног. Когда это случалось, то они катились по земле. Летом, на жаре, без рубашек, они скоро становились блестящими не только от пота, но и от крови. Из того, что Кэлен удалось разглядеть относительно женщин из лагерной обслуги, наблюдавших за игрой из-за боковых линий, вид крови не вызывал у них отвращения. Наоборот, это ещё сильнее разжигало в них желание привлечь внимание игроков, которые теперь своими быстрыми перемещениями, агрессивной тактикой ввергали толпу в безумие.
Во всех остальных играх после той, закончившейся казнью, так же, как и в предыдущих, игроки проигравших команд, раз уж они хотя бы играли с диким упорством, подвергались порке, а не казни. Для наказания использовался ужасающего вида кнут, туго сплетённый из множества шнуров. В каждый из этих шнуров были вплетены тяжёлые металлические крупицы. За каждое проигранное очко мужчинам давали один удар плетью. Большинство команд проигрывали несколько очков, но даже один удар этого кнута сдирал напрочь мясо с голых спин.
Толпа с энтузиазмом отсчитывала удары плетью каждому игроку проигравшей команды, стоявшему на коленях в центре поля. Пока проигравшие, склонив головы подвергались порке, победители в это время обычно прыгали вдоль периметра поля, хвалясь перед толпой.
Кэлен было больно за всем этим наблюдать. Джеганя зрелище возбуждало.
Когда игры, наконец, закончились, Кэлен вздохнула с облегчением, но теперь, когда она вернулась в ставку императора, и должна была зайти в его палатку, она снова ощутила чувство страха, пожиравшего её изнутри. Джегань был в настроении, которое вызвало в нём насилие и усилившееся видом крови. Кэлен могла прочитать в его глазах, что он не был в настроении хоть в чем-либо потерпеть отказ. И единственной заботой для него этой ночью была она.
Пока особые охранники собирались, чтобы распределить посты возле палатки, она увидела человека, который, в сопровождении небольшой группы, бежал к центру резиденции. Когда кольца охранников раздвинулись, чтобы пропустить внутрь этого человека вместе со свитой офицеров, Джегань прервал инструктаж специальных охранников Кэлен. Мужчина перевёл сбившееся дыхание и назвался посыльным.
— И что это за послание? — спросил Джегань посыльного, внимательно осматривая полудюжину людей его отряда. Джеганю не доставляло удовольствия, что его отвлекли от тех дел, которые были у него на уме.
Кэлен знала, что она находилась в центре его задумок, и что ему хотелось оказаться с ней внутри, наедине. Настало время, и ему не терпелось добраться до неё.
Он пока не задевал её никакими непристойностями. Он отложил всё это на потом. Почти в той же манере, как любой город, попавшийся на пути его армии, вынужден был ждать, в смертельном ужасе, неизбежного нападения, она, также, чувствовала мёртвую хватку всепоглощающего страха, в ожидании того, что она знала, должно было произойти. Она пыталась не представлять себе того, что он собирался с ней сделать, и как это будет выглядеть, но она не могла думать ни о чём другом, о чём-нибудь, чтобы суметь унять своё несущееся галопом сердце.